Я думаю, нашей проблемой было то, что мы все оказались недостаточно патриотичны. "Хохляцкая" пословица про" мою хату с краю" оказалась наиболее верной как раз для русифицированного Донбасса. Хотя, смотря, конечно, что считать патриотизмом... С детских лет в той ещё советской школе я помню уроки патриотического воспитания. Для взрослого это было грубо и вычурно, для ребёнка - вполне органично, потому что так его воспитывали с детского сада. На моих детских фотографиях в нашей детсадовской группе на стене виден огромный в полстены портрет доброго, улыбающегося в усы Ленина. И для нас это была вполне себе наша реальность для того времени. По радио передали о том, что умер генеральный секретарь, мне было лет пять, и я искренне плакала, потому что это была первая осознанная мной смерть незнакомого для меня человека. Но по радио говорили высокие слова об этой потере, и в моём лице они нашли своего адресата. В моей семье на тот момент все были живы, здоровы и счастливы. Все были молоды, и та смерть была первой в моей жизни. Потом были уроки мира в школе. Классные часы. Линейки. Вся школьная жизнь была пропитана патриотизмом как домашний «Наполеон» хорошим кремом. И снова всё это ложилось вполне органично. «Где вас принимали в пионеры?». - «А нас в Краснодоне!». Когда вся эта стройная система разрушилась и в один момент резко выяснилось, что всё было неправильным, неправильными оказались взгляды, убеждения, те самые уроки мира, «Тимур и его команда» и ещё куча всего. Стали торговать «СПИД инфо», и это было похоже на всё то, что обычно прячут в шкафу и не показывают гостям. Чёрное стало белым и наоборот. К этому нужно было привыкнуть. А потом шло как шло. Никаких особых уроков чего-то там не было. Так, по плану, для галочки. Наверное, каждый думал, что все разберутся в своих идеалах сами. Когда-то моя приятельница пришла на собеседование. Она была психологом, и её попросили провести тренинг в компании, куда она хотела трудоустроиться. Во время тренинга все обратили внимание, что все её рабочие записи были на листочках, тыльная сторона которых была раскрашена в жёлто-голубые полосы цвета украинского флага. Конечно, у неё спросили, что это значит. Она стушевалась: «В училище, где я работаю сейчас психологом, я отвечаю за патриотическое воспитание, и я придумала, чтобы учащиеся лишний раз смотрели на украинскую символику, и так раскрасила все папки…». В общем, о чём я? О том, что патриотизм был как-то пущен на самотёк, если, конечно, эти два слова вообще можно объединить вместе. В семье же редко говорят вслух о том, что дети должны уважать родителей, любить и чтить своих предков, дорожить домом и историей семьи. Это закладывается в хороших семьях изо дня в день, как-то в примерах, оговорках, поведении родителей. И даже с этим, бывает, что нет ни любви, ни уважения, ни интереса к истории своей семьи. Я спросила у своего знакомого, где познакомились его бабушка и дедушка. Парень, которому было под тридцать, пожал плечами: «Не знаю, не интересовался как-то». «А кем была твоя бабушка?» «Тоже не знаю, надо бы спросить у родителей, всё никак не спрошу». И я была больше него смущена тем, что человек с высшим образованием и приличными амбициями не знает практически ничего о своей семье. В детстве говорили, что Родина начинается с семьи. У него, выходит, Родина так и не началась. Хотя я слышала достаточно патетических высказываний о том, что «воевал бы, будь я на Донбассе». Говорилось это с такой силой и чувством, что пробирал трепет. Силой этих эмоций можно было расположить приёмную комиссию любого театрального вуза. И как показывал опыт, никто никуда не ехал, но каждый раз в разговоре всё шло по похожей схеме – сжатые кулаки, зубной скрежет, звонкие нотки в дрожащем голосе. И ведь многие верили этому, охотно принимали эти слова за ту самую любовь и патриотизм, только на расстоянии. Я не знаю сейчас, что такое патриотизм. Мне неизвестно значение этого слова, потому что ценности снова стали с белых чёрными и наоборот. Но чаще всего я вижу мимикрию – полное приспособление под обстоятельства. Человек может ненавидеть ЛНР, но ездить сюда раз в два месяца получать местную пенсию, проживая при этом где-нибудь в Полтаве, в купленном для счастливой старости домике. Мои знакомые могут ненавидеть Украину, но легко принимать от неё помощь, считая, что им должны за всё, что пришлось пережить. Мне вообще кажется, что деньги регулируют все вопросы, в том числе, покупая эту самую высокую из любовей – любовь к своей стране. Я редко встречаю тех, кто принципиально отказывался от пенсии, чтобы не получать её от тех, кто не совпадает с ним в убеждениях, взглядах и прочем. И намного чаще я вижу тех, кто вполне спокойно говорит о том, что скорее бы всё это закончилось, чтобы жить как раньше, вернуться в свои дома, к своим вещам, если их покидали. И в таких спокойных обывательских разговорах и речи нет о ненависти и злобе – грусть по своему дому, своим вещам, усталость от переездов. Многие поняли, что та принципиальность, которая была три года назад, как влюблённость в молодости, давно прошла. На её место пришёл расчет – где жить, как дешевле снимать жильё, как забрать вещи из «республики», если удалось купить где-то квартиру. Говорят о ценах на перевозчиков, о работе, о трудностях. Никто не говорит о высоких материях. И даже в выборе новой жизни чаще всего руководствовались выгодой – уезжали за работой, уезжали от войны, уезжали к большим возможностям. И как выйти теперь из этого пике, когда любовь к Родине стала просто игрой слов, я не знаю. И хуже всего, что многие само высокое слово «патриотизм» воспринимают с кривой улыбкой, слыша по несколько раз на дню о том, требуются-требуются-требуются в местную армию добровольцы, а взамен им обещают высокое денежное вознаграждение, питание, обмундирование и прочее-прочее-прочее. И выходит, раз так ищут, никак не могут найти тех, кто хочет служить. А эти посулы денег, еды, статуса, одежды – только приходите! – больше напоминают попытку купить эту самую любовь. Мне рассказали о начальнике «разведки» «республики», который служил верой и правдой, пока его не подвинул в должности приехавший россиянин. Этот подполковник обиделся и ушёл, хлопнув дверью. Делает теперь евроремонты. Нашёл бригаду, кладёт плитку за пятьсот рублей за квадрат. Вот она, "кака любов"… Ольга Кучер, Луганск, для "ОстроВа"
